мета-морфо-поли-мент
Прошла неделя (даже чуть больше) и я порекомендую еще что-то почитать.
Это миди фанфик, автора которого я не знаю. Фанфик старый и я не помню, где скачал его. Если кто знает автора - скажите, я тогда отправлю запрос на публикацию фанфика на сайте, а пока прошу в отзывы, там фик.
Только для начала, что я сам написал о фанфике (для себя на будущее) после прочтения:
Очень тяжелое произведение – психологическая драма или, даже, ужасы. Сложная история о смерти и любви, запутанная, проклятая – зловещая… Детям до 18, умеющим думать, а тем более чувствительным – противопоказано.
Итак, Пепел...
Это миди фанфик, автора которого я не знаю. Фанфик старый и я не помню, где скачал его. Если кто знает автора - скажите, я тогда отправлю запрос на публикацию фанфика на сайте, а пока прошу в отзывы, там фик.
Только для начала, что я сам написал о фанфике (для себя на будущее) после прочтения:
Очень тяжелое произведение – психологическая драма или, даже, ужасы. Сложная история о смерти и любви, запутанная, проклятая – зловещая… Детям до 18, умеющим думать, а тем более чувствительным – противопоказано.
Итак, Пепел...
-
-
01.07.2006 в 23:06ничтожен и должен страдать»
Томас Манн «Тони Крёгер»
…Здравствуй, светлое солнце
В груди растёт раздраженье
Ты, каждый день начиная,
Меня заставляешь по новой
Быть несчастной…
Автор
1. «Склеп».
читать дальше
-
-
01.07.2006 в 23:06- Кто здесь?!!
Шорох повторился.
- Да кто же здесь, чёрт возьми?!!!
Я не заметил, как заснул в большом кожаном кресле у камина. Разбудил меня лёгкий, едва уловимый шелест. Но я вскинулся, как ужаленный – что могло издавать звук здесь, в месте абсолютной смерти?
Повисла тишина. Комната вернулась в прежнее своё состояние. Но моё сердце билось в груди, как бешеное. Я не мог привести дыхание в порядок. Я вглядывался в тёмные углы, царапая ногтями кожаную обивку.
- Клара, это ты? – я с надеждой окликнул главного домашнего эльфа, но ответа не последовало. Да я и сам знал, что эльфы никогда не заходят в спальню – они боятся этого места не меньше владельцев Поместья.
- Мам? Бабушка? – голос предательски дрогнул. Теперь, когда шорох не повторился, и всё снова было тихо и спокойно, мои слова звучали почти что жалобно.
- Кто… здесь…
Откинувшись на спинку кресла, я вдруг понял, что плачу. Наконец-то! Я плачу впервые за месяц, а ведь я даже не плакал на похоронах… Какое всё-таки облегчение иногда выпустить из себя всю боль. Слёзы уже намочили рубашку, но я, кажется, даже улыбался этому.
И вдруг…
- Это… Это я. Извини. Я не знала, что ты здесь.
- Люмос!
Свет на конце моей палочки вспыхнул мгновенно, и на противоположной стене что-то темное бросилось в сторону, сжалось и затаилось. Меня прошиб пот.
Вскочив и чуть не опрокинув кресло, я неуклюже побежал к тому месту, где заметил движение, но мне мешал балдахин над кроватью, и я одним резким движением отдёрнул его, распоров бахрому. Непривычно было видеть свет в этом месте. Серый угол зарос паутиной, на штукатурке виднелись подтёки воды. Повсюду были сухие мёртвые насекомые, какой-то мелкий мусор и пыль. А ещё…ещё там был портрет.
Хотя назвать портретом поблёкшую от времени грязную раму и тёмно-синий холст можно было с большой натяжкой. Участник портрета отсутствовал, так же, как и в прошлый раз… Да-да, я вспомнил, я уже видел эту картину, когда был совсем маленьким! У дедушки тогда упало пенсне под кровать, и я кинулся помогать ему, вот тогда-то я немного отодвинул балдахин…Та же рама, тот же холст, только мусора было поменьше.
Дедушка Рон не очень любил картины. Так же, как и портреты, и гобелены. Вот почему в Поместье их так мало. И вдруг – в его спальне пустующий портрет.
Дедушка тогда как-то странно взглянул на него, и снова задёрнул балдахин. Я достал пенсне и благополучно забыл остальное.
И почему-то наткнулся на него сегодня ночью…
Без колебаний я протянул руку с зажатой в ней палочкой к холсту и тихо, но отчётливо произнося каждый слог, сказал:
- Если не покажешься, я сожгу картину. Будешь жить в стене. Вечно.
На последнее слово я сделал особоё ударение, но похоже моя речь не произвела должного впечатления – в отвёт откуда-то справа отчётливо хмыкнули.
- Я знаю тебя. – голос был звонким и тоненьким, как будто принадлежал девочке. – Ты Роберт, внук Рона. Ты добрый мальчик и никогда не сделаешь того, о чём грозишься.
Я остолбенело смотрел на темнеющее полотно, но палочку опустил – мой боевой запал от этого смешливого голоса куда-то испарился.
- Ты кто?... – я от неожиданности поперхнулся, когда из-за рамы высунулась белая узкая ладошка и помахала у меня перед носом. Потом показалось и всё остальное. Девушка, примерно моего возраста, вышла на середину портрета и сконфуженно развела руками.
- Ну, вот, я снова здесь, спустя столько лет… - она широко улыбнулась и запустила пятерню в торчащие во все стороны каштановые кудри. – А пыли тут прибавилось…
Я вдруг заметил, что всё ещё стою с раскрытым ртом и выпученными глазами. Откашлявшись, я снова спросил, исподтишка рассматривая юную ведьмочку:
- Ты кто?
- Портрет.
- Я понял. Меня интересует, чей ты портрет? Дедушка ненавидел живопись, и я не понимаю…
- О, Рон всегда был занудой! – бесцеремонно перебила меня ведьмочка и уселась прямо на струящуюся по нарисованному полу тёмно-синюю ткань. – Хотя несколько картин в доме всё же осталось. – она сосредоточенно закусила губу. – В гостиной – её какой-то шутник сделал невидимой и забыл снять заклятие. В столовой – картина с фруктами и по совместительству тайник в кухню… Ну и в личных спальнях обывателей, там, где старый ворчун никогда не появляется. И в твоей, кстати, тоже… Знаешь, эта обнажённая русалка в твоей ванной очень интересная личность…
Я почувствовал, как заливаюсь краской: наверное, я сейчас по цвету идеально подхожу под свои отвратительные рыжие лохмы – чтоб их… Но ведьмочка на картине старательно спрятала улыбку и смотрела сейчас на меня с удивительно невинным выражением глаз.
- Ты что, подсматривала? – я пытался выглядеть суровым.
- Ещё как! – ведьмочка подмигнула мне. – Отличный пресс! И перестань смущаться – за эти полвека у меня абсолютно атрофировались какие-либо эмоции по отношению к обнажённым … хм… натурам.
Вид мой, наверное, был достоин жалости – я и сам чувствовал, как от раскалённых ушей поднимается дымок. Ведьмочка закусила нижнюю губу и опустила глаза: где была твоя деликатность минуту назад?!
- Я…ещё…раз…тебя…спрашиваю…- я задыхался от злости и стыда, но ничего не мог поделать. – Кто ты, и почему дедушка тебя…
Но треклятый портрет не собирался отдавать мне инициативу разговора. Прижав ладошку к грани между холстом и реальным миром, ведьмочка вдруг очень тихо, почти шёпотом, спросила:
- Ты заберёшь меня отсюда?
Ну, уж нет… Хватит с меня хитрых уловок!
- Я не был вором и не собираюсь им становится, тем более стащить подозрительный портрет из спальни покойника – это не слишком соответствует моим моральным устоям.
- Я не прошу тебя становиться вором. – девушка нахмурила брови и облокотилась о раму. – Хочу сказать только одно – я никогда не была дорога твоему дедушке. Даже больше – он мечтал сжечь меня. А теперь, после его смерти, мне даже страшно предположить, что случится с этой комнатой. Я…я очень прошу тебя…забери меня отсюда. Ты ведь наследник, как ни как.
Непроизвольно я оглянулся: неприветливые стены, чёрные тени по углам, мебель, покрытая пылью. Единственным источником света был чуть потрескивающий камин, но скоро и он потухнет… Хотел бы я провести вечность в таком месте?
Мне не очень улыбалось делать то, о чём просил меня потрет. Дедушка…при одном воспоминании о нём всё внутри сжималось. А что скажут мама, бабушка, если узнают? Их косые взгляды и перешёптывания мне даже представлять не хотелось. К тому же…
- Пожалуйста…
Сколько отчаяния в её голосе. Да, она – всего лишь картинка, просто ещё одно воспоминание о том, кого, возможно, уже давно нет в живых. Но я не могу просто бросить её здесь. Что-то такое есть в ней. Она такая настоящая.
- Прошу тебя… Роберт…
Как же я не хочу это делать… Как же я не хочу, не хочу это делать!
- Кстати, можешь называть меня просто Герми.
-
-
01.07.2006 в 23:07- Ты куда? – Колин Форелли, этот нудный зубрилка, с которым мне приходиться делить общую мальчиковую спальню вот уже семь лет, преградил мне дорогу из гостиной и приторно ухмыльнулся. Ох, ну и ненавижу же я его!
- Колин, ты что, староста? Нет? Ну и иди тогда своей дорогой, я перед тобой отчитываться не обязан! – мой толчок локтём под рёбра ничего не изменил: Колин прирос к полу и двигаться не собирался.
- Мне просто любопытно. Может, мне нужно переговорить с тобой кое о чём? – мерзкое, землистого цвета, лицо сморщилось в каком-то странном прищуре. – Избегаешь старых друзей, да, Боб?
Когда ты был мне другом, вонючая крыса?
- Я просто тороплюсь. Если хочешь говорить – будет время после обеда. А сейчас – дай пройти!
Вокруг уже собралась группка первоклашек. Они всегда с каким-то извращённым удовольствием наблюдали за чужими ссорами. Мне хотелось турнуть их отсюда каким-нибудь особенно неприличным выражением, но из-за спинки кресла у камина виднелась белобрысая макушка старосты Дафны Малфой. С ней связываться мне не хотелось ещё больше.
- А ты что, собираешься делать что-то недозволенное? – Колин явно переигрывал. В этом году он вообще везде таскался за мной хвостом, пытаясь изображать преданного товарища. Против него не помогала даже откровенная грубость.
- Колин, отвали.
Не выдержав, я всё же взял его за плечи и перетащил немного вправо, освобождая себе проход – благо мой двухметровый рост против его метра шестидесяти с натяжкой что-то да значил.
Пока Колин как собачонка прыгал сзади, я быстро отодвинул портрет и выскользнул из гостиной. Полная Леди бросила мне что-то приветливое в спину.
- Ты всё больше становишься похожим на дедушку! – улыбаясь, пропела она, когда я уже почти скрылся за поворотом. Я почувствовал, как под рёбрами что-то кольнуло. Прибавил шагу.
До обеда оставалось ещё около десяти минут. Быстро шагая по южному коридору, я пытался выглядеть беззаботным, на право и на лево раздавая приветливые улыбки и здороваясь со знакомыми студентами. В некоторых нишах уже появились затейливые сердечки и толстые золотые херувимчики – первые приготовления ко Дню Святого Валентина. Наконец я достиг своей цели. Вот она – Трофейная Комната. Толкнул окованную железом дверь, осторожно, почему-то стараясь не дышать, вошёл, на стенах тут же радостным пламенем вспыхнули факелы.
- Эй!
Я даже замер от неожиданности.
Навстречу мне с пола поднимался явно заспанного вида студент в мантии Слизерина. Фу, слизеринцы… А этот вообще отвратительный – волосы торчком, одежда вся в чернильных пятнах, из-за уха торчит обгрызенное перо, а глаза … о, это вообще ужас – зелёные, святящиеся, как у змеи… Бе-е-е-е…
- Ты чего тут делаешь. – с трудом подавив отвращение, я всё же приблизился к слизеринцу и ткнул ему в грудь пальцем. – У Слизерина сейчас занятия.
Чумазый студент старательно тёр рукавом глаза, пытаясь отогнать сон, и на меня почему-то среагировал вяло.
- Отвали. У семикурсников сейчас окно.
Душераздирающе зевнув, он поправил перекрутившуюся мантию и оглянулся в поисках рюкзака. Я отошёл к стеклянной витрине, где тускло поблёскивали кубки по Квиддичу.
- А что ты здесь делал в темноте? – в своём вопросе я услышал жгучую неприязнь.
- Я рассматривал. – студент отвечал мне с какой-то безразличной обречённостью. – А потом заснул, наверное… А чего факелы погасли – не знаю. – наконец слизеринец ожил и оскорблено вскинулся. – А чего это ты меня допрашиваешь, гриффиндоришка?!
Мы оба замолчали, испепеляя друг друга взглядами. Почему-то глаза врага вызвали во мне очень неприятные ощущения, и я, к своему позору, сдался первым.
- Ну, давай, иди отсюда. – я демонстративно отвернулся, делая вид, что рассматриваю награды. Пробежал глазами по золотой табличке : «Том Реддл. За смелость и благородство…» Блин, гадость какая! И почему награду этой сволочи Волдеморта до сих пор отсюда не выкинули?
Повернувшись, я, к своему изумлению, опять встретился с парой светящихся зелёной яростью глаз.
- Ты всё ещё здесь?
Слизеринец скривился и негодующе ответил:
- А почему я должен уходить?
- Потому что если не уберёшься, познакомишься ближе с моими кулаками. – в незатейливом полуобороте я продемонстрировал отнюдь не хилое телосложение и не смог сдержать удовлетворённой ухмылки от неловкого переминания слизеринца.
- Да пошёл ты!.. – зеленоглазый, к слову, тоже был не дистрофик, но на голову меня ниже и более жилистый. Он негодующе покосился на эмблему Гриффиндора у меня на мантии и отошёл к стене, где висели портреты выдающихся людей Хогвартса. – Сколько надо, столько и буду здесь, ты, веснушчатый!
И он стал с деланным интересом рассматривать портреты, заложив руки за спину и громко шмыгая носом.
Вот блин! Он стоял как раз в том месте, куда я направлялся… Ну, не отталкивать же его, подумает, что задираюсь, хотя я сюда пришёл исключительно ради своего дела… А, ну его, пусть думает, что хочет!..
Я подошёл сзади, с ехидством подметив, что слизеринец явно напрягся и занервничал. Так-то, змея салазарская, не по зубам тебе гриффиндорский лев…
Я скользнул взглядом по дорогим позолоченным рамам, пытаясь найти необходимый портрет. Ага, вот он… Опять синий переливающийся холст, а героини нет. Внизу была маленькая серебряная табличка: «Гермиона Грейнджер». Вот я балда! Тысячу раз видел её изображение в книгах, а не узнал! Если бы не Терри Финниган, так бы и называл её просто Герми, ни о чём не подозревая.
И вдруг…
-
-
01.07.2006 в 23:08Ненароком взглянув на соседний с гермиониным портрет, я чуть не вскрикнул от изумления. Что за чёрт? Покосился на угрюмо сопящего слизеринца, недоверчиво наблюдавшего за мной боковым зрением, потом снова вернулся к портрету… У меня что, галлюцинации?
Что там написано?...
Да чтоб мне провалиться!!!
- Э-э-э… - нерешительно начал я, приблизившись к слизеринцу. – А ты случайно не…
Я махнул в сторону огромного портрета в шикарной серебряной раме, украшенной переплетающимися цветами и оскаленными мордами львов. Слизеринец поджал губы.
- Да, я его родственник. Внук. – скороговоркой выплюнул он и с ненавистью воззрился на меня. – Чего пялишься? Ну, внук я его, ну и что?
Я снова вернулся к портрету. «Гарри Джеймс Поттер» - гласила табличка. Гарри Поттер! Величайший волшебник! Тот-кто-выжил! Гордость и образец для всех гриффиндорцев, наш фирменный знак, наша легенда! Тот, кто сразил проклятого Волдеморта, вернул покой в мир волшебников, лишил власти Пожирателей Смерти! И этот великий человек, историческая личность, мой герой – предок злого, плюющегося ядом слизеринца, стоящего около меня?!
Я более придирчиво, с ног до головы рассмотрел зеленоглазого. Сомнений быть не может, он не врёт – настолько быть похожим на Гарри Поттера мог быть только его брат близнец.
Слизеринец же медленно багровел, и, судя по нервному тереблению полы мантии, готов был наплевать на свои принципы и побыстрее смотаться из трофейного зала.
Нет уж, дгужок, теперь я тебя просто так отсюда не отпущу!..
Подражая Колину Форелли, я молнией метнулся к выходу из трофейной комнаты и хищно улыбнулся перепуганному до смерти слизеринцу.
- Привет. – я пытался придать голосу как можно более дружелюбные нотки. Кажется, получалось у меня это не очень – из багрово красного слизеринец превратился в бледное приведение. – А как тебя зовут?
- Гарри Браун. – сквозь зубы выдавил потомок великого волшебника и вытащил из кармана мантии палочку. – А теперь пшёл с дороги, Уизли.
- Ты меня знаешь? – теперь настала моя очередь удивляться.
Слизеринец махнул головой на один портрет, я проследил за его взглядом и тут же всё понял. Между портретами Альбруса Дамблдора и Минервы Мак Гонагалл на меня хмурился из-под седых бровей дедушка. Школа увековечила его. Ну да по-другому и быть не могло. Рональд Уизли был директором этой школы сорок пять лет, и именно при нём были введены новые правила и необходимые реформы, а Хогвартс превратился в самое знаменитое и уважаемое учебное заведение Европы.
- Ты же родственник директора. – слизеринец запнулся, позеленел и неловко выдавил. – Бывшего… Мои соболезнования… Он был великим человеком. Лучшего директора у Хогвартса больше не будет.
Я почти не обращал внимания на лепет зеленоглазого, не в силах оторвать взгляд от дедушки. Вот он поднял указательный палец, строго погрозил им мне и вдруг тепло улыбнулся, отчего вокруг его глаз появились лучики морщинок. Я почувствовал, как комок подкатил к горлу: ещё чуть-чуть, и я разрыдаюсь. Такое знакомое, родное лицо… Неужели это он? Он, мой любимый, мой незаменимый дедушка? Как мне не хватало его лица…
В себя меня привёл звук хлопнувшей двери и последовавшие за этим острые, как кинжалы, слова:
- Уизли? А известно ли тебе, милый друг, что сейчас у НАС гербология?
Ну, конечно же, староста…
На ватных ногах я обернулся.
Дафна Малфой прислонилась к дверному косяку, поигрывая серебряным локоном и наблюдая за мной из-под полуопущенных век. У меня по спине поползли мурашки.
- Дафна!..
- Ты не явился на обед, опоздал на урок… - её голос был медовым, но от этого становилось ещё страшнее. – Хотелось бы услышать твои заплетающиеся бездарные объяснения, но я не собираюсь пропускать из-за тебя новую тему. ТАК ЧТО РУКИ В НОГИ И МАРШ В ТЕПЛИЦЫ!!!
Она перевела потемневшие от ярости, серые, как пепел, глаза на слизеринца, и уголок её рта дёрнулся в презрительной ухмылке.
- Ах… Неужели это малютка-слизеринец (малюткой зеленоглазый рядом с Дафной не выглядел, но от её слов он весь сжался и побледнел до совершенно невероятных голубовато-белых оттенков)? У нас сейчас спаренная лента, так что минус десять очков со Слизерина!
Она удовлетворённо хмыкнула, развернулась и направилась к двери.
- А как же минус десять очков с Гриффиндора? - пробурчал ей вслед зеленоглазый, но Дафна, не оборачиваясь, бросила:
- И ещё минус пять очков со Слизерина! Пока!
Когда она скрылась за дверью, мы оба облегчённо вздохнули. Потом неуверенно переглянулись и рассмеялись.
- Роберт. Можно просто Боб. – я протянул руку слизеринцу, и тот её крепко пожал.
- Как я уже и говорил – Гарри Браун. Рад знакомству.
Он подобрал рюкзак с пола, и мы вместе вышли из Трофейной Комнаты.
- Так значит ты потомок Гарри Поттера? А почему тогда твоя фамилия Браун? – задыхаясь от бега по лестницам, которые всё время норовили повернуть не туда, спросил я.
- Моя мама – единственная дочь дедушки. – красный от усталости объяснил Гарри. – Мама назвала меня в честь Гарри Поттера, но фамилия у меня отца.
Мы выбежали во двор и потрусили к теплицам, причём у Брауна постоянно сползал с плеча рюкзак, и ему приходилось тормозить и поправлять его.
- Мы чертовски опоздали. – кисло констатировал Гарри, остановившись перед прозрачной дверью. – Прощайте факультетские балы!
- Ладно… что поделать? – я толкнул дверь и на цыпочках вошёл в класс, где студенты пересаживали в кадушки что-то кроваво-багровое и утробно стонущее.
- По двадцать балов со Слизерина и Гриффиндора! – тут же раздалось строгое восклицание профессора Спраут. Этой худой, как щепка, сморщенной старушке уже давно, наверное, перевалило за сотню, что не мешало ей быть идеальным преподавателем по гербологии. – Занимайте свои места, юноши.
Со скоростью престарелой улитки Гарри поплёлся к слизеринской половине стола – его портфель похоронной процессией уныло влачился по земле. Я устроился на свободном пятачке между Элисон Патил и Бажаной Львовской. Из моей кадушки на меня тут же плюнули чем-то, по цвету и по запаху напоминающим кровь. Профессор Спраут ехидно посмеивалась в сморщенный кулачок.
Остальную часть урока я старательно пересаживал клубни Цветов Зла, но мысли были заняты совсем другим.
Опять всё провалилось! Казалось бы – такая мелочь, но всё время кто-то мешает.
Сначала второкурсники, на которых профессор Лонгботтом наложил взыскание за взорванный котёл, драили в Трофейной комнате награды. Потом прибыла делегация из Дурмштранага, так что им показывали все местные достопримечательности. Потом отвратительный ремонт, затеянный новой директрисой. И вот сегодня – этот слизеринец. Нет мне в мире покоя. А надо-то всего – пара минут одиночества в Трофейной комнате. Раньше туда вообще никто никогда не заходил, а теперь что? Сговорились все что ли?!
Я в сердцах пихнул клубень в землю. Под пальцами что-то неприятно чавкнуло. Надеюсь, этого никто не заметил, благо, что конец урока уже близко.
Корзинка с клубнями опустела, и я позволил себе немного расслабиться.
Остальная часть дня прошла паршиво. Сначала урок защиты от тёмных сил у профессора Малфоя(кстати, батюшки Дафны, что благоприятно влияло на увеличения количества баллов у Гриффиндора), потом – спаренная с Хафлпаффом лента зелий с профессором Лонгботтомом (старый маразматик ненавидел меня всей душой, отчего я ещё больше нервничал и портил зелья). Вечером, выжатый как лимон, я еле дотащился до постели. Семикурсники этой зимой были вымотаны до предела подготовкой к экзаменам, так что обычно уже около девяти все студенты были в кроватях и сладко спали. Я не стал нарушать традицию и забрался под одеяло. Но отдохнуть этой ночью мне так не пришлось.
Стоило мне закрыть глаза, как в мою голову тут же проник отвратительный кошмар. И я всё понял…
-
-
01.07.2006 в 23:08Скрипнула дверь. Гермиона вздрогнула, чуть не разбив флакон с зельем, и нервно оглянулась. Неужели всё?
Но это был Гарри.
Весь в крови, потный, грязный… Его глаза горели безумством. Он требовательно протянул к ней руку, всё время оглядываясь и прислушиваясь.
- Они уже близко! – Гарри пытался шептать, но голос срывался от страха и напряжения. – Пожиратели Смерти. Их слишком много. Слишком. Нужно бежать. Дамблдор и Рон ждут около замка, они в безопасности… Давай скорее. Я помню путь.
«Я знала, что так будет…» - Гермиона послушно вложила руку в горячую ладонь Гарри, в другой сжимая флакон. – «Знала…»
Вслух же она произнесла:
- Но ведь твоё заклятие Бессмертия через полчаса закончится. Больше создать его не сможет никто, даже Дамблдор…
Гарри напряжённо замер. Потом кивнул.
- Перевес на их стороне. Я не смогу добраться до Волдеморта, а даже если и доберусь, то они задавят меня количеством. И вообще, - он попытался выдавить из себя улыбку, но получилось это у него плохо. – это не последняя наша с ним встреча. Я ещё поплачусь ублюдку, но сейчас нужно бежать.
«Последняя» – с отрешённой обречённостью подумала Гермиона и вспомнила белую, как простыня, Трелони, привалившуюся к стене, хрипящую и задыхающуюся от рвущегося из её горла нечеловеческого голоса: «…Последний бой, все тени от боли дрожат. Победа и смерть на чашах весов…»
С каким-то болезненным отчаянием, будто уловив её мысли, Гарри потянулся к Гермионе и даже не поцеловал, а практически укусил её в рот.
Послышался топот ног. По коридорам к ним неумолимо приближалось что-то ужасное. Скрепя сердце, Гермиона упёрлась руками в гаррины плечи и с силой его оттолкнула.
- Гарри, Пожиратели Смерти!..
- Да, скорей.
Он толкнул дверь. Звук сотен бегущих людей становился всё громче и громче. Гарри настойчиво потянул её в подземелья.
- Прости меня.
Он резко оглянулся. Она вырвала руку. Сорвала с шеи цепочку с кулоном в виде восьмёрки, знака бесконечности (подарок Крума на день семнадцатилетия), шепнула необходимое заклинание и сунула вспыхнувший кусочек серебра в нагрудный карман Гарриной рубашки.
- Что ты?..
- Я люблю тебя.
Уже полупрозрачные пальцы попытались схватить её за мантию, но безуспешно – магия была рассчитана только на одного человека. Надо же, когда-то она хотела с помощью этой безделушки попасть ночью в городскую библиотеку! Как давно это было… Как всё было просто…
Кажется, он что-то кричал.
Гермиона зажмурилась...больно…
Поспешные шаги всё приближались и приближались. И она знала единственный способ, чтобы увести опасность от Гарри, дать ему возможность сделать то, что предрешено было сделать.
Гермиона быстро откупорила флакон, одним глотком выпила заранее приготовленное Многосущное зелье и почувствовала знакомые признаки превращения: закружилась голова, кости пронзила острая боль, всё внутри перевернулось.
Она упала.
- Вот он! – из-за угла, в чёрных плащах, с палочками в руках, на неё бросились Пожиратели смерти.
Она вскочила, отразила первые заклинания и побежала, побежала, путаясь в слишком длинных и незнакомых ногах. Побежала в совершенно противоположную от настоящего Гарри сторону. Они не догадываются. И не догадаются. Им будет весело и интересно играться с телом заклятого врага… Пока всё не закончится.
- Не уйдёшь, Поттер. – в толпе мелькнула серебряная макушка Люциуса Малфоя.
Десятки заклятий догоняли, летели ей в спину.
- Всё. Теперь всё будет хорошо. Можно расслабиться.
Не понятно почему, но сейчас у неё появилось тёплое чувство удовлетворённости, чувство хорошо выполненной домашней работы, будто Снейп похвалил её за идеально приготовленное зелье…
Странно, какие всё-таки глупые мысли приходят к человеку перед смертью…
- Им даже нечего было хоронить. – Терри Финниган подпёр кулаком щёку и посмотрел со своей кровати на свернувшегося калачиком Боба. – Только пепел да ошмётки обгоревших органов. Всё очень печально.
Оба юноши одновременно взглянули на стену, где висел привезённый Робертом портрет. Гермионы не было. Она отсутствовала уже почти неделю.
- А что было дальше? – Боб сел и поджал колени к подбородку. – Ты знаешь что-нибудь про моего дедушку?
- Да, папа мне многое рассказывал. А ему его папа, ведь дед был однокурсником Поттера. Это уже стало притчей во языцах, наша фирменная легенда. – Терри хмыкнул, но тут же заткнулся, осознав неуместность бурных эмоций. Откашлявшись, он продолжил. - Ну, в общем твой дед, Рон, он был не в восторге, что Гарри и Гермиона стали встречаться на последнем курсе. Многим даже казалось, что он сам был в неё влюблён – но ты же знаешь эти сплетни, им верить… А после смерти Грейнджер они вообще рассорились, хотя раньше были лучшими друзьями. Говорят, Поттер именно по настоянию Дамблдора женился так скоро. Сколько там прошло с похорон, месяца четыре, наверное? Все удивлялись, что Министерство дало разрешение на брак, ведь ему тогда только-только исполнилось восемнадцать. Была там какая-то тихая девчушка, ходившая за ним хвостом ещё в Хогвартсе, говорят, она ещё со странностями была…Луна Лавгуд, кажется… Ну, вот, они поженились. Но Поттер очень тяжело перенёс смерть Гермионы. Не знаю: самоубийство ли это было, или случайность, но меньше чем через год он умер самой глупой и банальной смертью: упал с дерева в саду. Вот и вся история. А про своего деда ты сам знаешь, не мне тебе рассказывать.
- Но Луна забеременела. – тихо, больше для себя, чем для Терри, прошептал Боб. За этот месяц он успел поковыряться в архивах и старых газетах, так что многие статьи дали довольно любопытную информацию. Там было и много грязи, и всякие чересчур сентиментальные бредни, но суть всё же оставалась неизменной. – Дочку назвала Ядвигой (кстати, ты знаешь, Терри, что так звали сову Поттера?). Министерство ей материально очень помогало. Род Гарри Поттера не был прерван…
- Да, вот такая вот трагическая быль. – Терри зевнул и перевернулся на спину. В спальне все уже давно спали кроме них двоих. – Слушай, Боб, так зачем твоему деду был нужен этот портрет?
Роберт недовольно поморщился.
- Не хочу строить предположений. Вот вернётся Герми, её и спрошу. Хотя она говорила, что дедушка её вообще сжечь собирался.
- Хе…собирался… - Терри уже проваливался в сон, но хитро улыбнулся и погрозил Бобу пальцем. – Но НЕ СЖЁГ. Вот что главное!
Он заворочался, натянул повыше одеяло и со смешно раскрытым ртом уснул.
Роберт задёрнул балдахин.
В голову лезли разные глупые мысли, не дававшие покоя ни днём, ни ночью.
Иногда казалось, что лучше бы он жил в неведении со своими идеалами, чем узнал всё, что он узнал. Было противно, но в то же время до коликов в животе интересно.
Так, надо спать. Завтра первым уроком Зелья. Попадёт всем без разбору.
Боб закрыл глаза.
Досчитал до двухсот шестидесяти восьми.
Уснул.
Нет, всё же не уснул…
Где Гермиона?!
Блин!
Двести шестьдесят девять…
-
-
01.07.2006 в 23:09Рон Уизли придирчиво изучил смехотворный камзол моды двадцатилетней давности, смахнул несуществующую пылинку и улыбнулся.
Так-то лучше!
Сколько же ему лет на этой картине? Тридцать? Двадцать?
А какая к чёрту разница? Всё лучше, чем то кряхтящее чудовище в Трофейном Зале, в которое он успел превратиться за семьдесят лет жизни.
А в этом изображении и путешествовать приятнее будет, да и вообще, чисто эстетически…
Рон шагнул в стену, мысленно сосредоточился на месте прибытия, и тут же в глазах всё поплыло, картинка резко поменялась, и за тонким холстом показалась совсем другая комната.
- Ой!
Рон медленно обернулся на испуганный вскрик. Так, главное сейчас не дрожать, не стучать зубами и не краснеть, а с остальным он как-нибудь справится…
- Привет, Гермиона, как дела?
А она ведь совсем не изменилась… Правда к чему бы ей меняться, но…
- Ой… Ой…Вот чёрт…
Гермиона смотрела на Рона, как кролик на удава. Ещё минуту назад она преспокойненько сидела на полу и размышляла над превратностями судьбы, а вот сейчас, пытаясь выпутаться из слишком длинной парадной мантии, неловко ползёт к раме.
- Не…не надо убегать, я тебе ничего не сделаю!
Пришлось схватить её, как непослушного котёнка, за шиворот и усадить у рамы.
- Мы сейчас с тобой поднимемся и без резких телодвижений пойдём в одно место, где нас уже ждут. Хорошо?
Гермиона неуверенно кивнула.
- Ну, вот и ладненько. Рад тебя видеть, Герми. Давай хоть обнимемся, что ли!
Нет, всё-таки не смог сдержаться, балда!
Гермиона потихоньку приходила в себя, и вот уже к ней вернулось прежнее хладнокровие.
- Что ты здесь делаешь?
- Пришёл повидать тебя.
- Мне кажется, или в последнюю нашу встречу ты топал ногами, как молодой бегемот, бросался на Гарри и распространялся нецензурными выражениями?
- Возможно, ты забыла, но я уже вышел из возраста подростковой депрессии. Так что давай не раскидываться колкостями, а пойдём, куда собирались. Нас ждут.
- Я никуда не собиралась.
Ну, что же за упёртая девчонка!
- Нет, мы пойдём! – Рон угрожающе нахмурился и сделал шаг к Гермионе. – Мы пойдём к моему внуку, Роберту Уизли. Он хороший мальчик и в будущем станет очень сильным магом, но что-то держит его, не даёт двигаться вперёд, мучает. И, как мне кажется ( и как ты сама, наверное, прекрасно понимаешь), это что-то – ты, Гермиона. Ты держишь моего внука.
- Я никого не держу!
- Помолчи. – Рон потёр переносицу и устало вздохнул. – Да, именно ты держишь его. Я не знаю пока для чего, но именно ты виновата в его необоснованных страхах.
- И что же я сделала? Что же такое может сделать тень давно умершего человека?! – неожиданно сорвалась на крик Гермиона. – Я ни в чём не виновата! Ты прекрасно знаешь, что я ничего не делала твоему внуку! По-моему, так это ты его держишь! Ты же прекрасно помнишь, что сделал с мной, с моим портретом, что заставил меня пережить, разве нет? Оставь меня в покое хоть после смерти!
Несколько секунд Рон молчал, внимательно изучая её лицо. Наконец он заговорил:
- Он влюблён в тебя, – и очень тихо, почти шёпотом добавил. – Так же, как и я когда-то…
Повисло неприятное молчание.
Гермиона закрыла лицо ладонями, несколько раз глубоко вздохнула и резко поднялась на ноги.
- Пойдём. – сухо бросила она Рону. – Я поняла тебя. Я всё ему расскажу… Но и ты расскажешь тоже! Если то, что ты начал, всё ещё имеет силу, то Роберт имеет право быть хотя бы предупреждённым…
-
-
01.07.2006 в 23:09Никто из подруг не понимал её. Как можно любить двоих парней одновременно, причём абсолютно равносильно? Гермиону эти глупые вопросы всегда злили.
Ну, почему считается, что полюбить можно только одного? Гермионе казалось, что её любовь долго росла в ней, пробивалась сквозь кирпичную кладку зелёным ростком с двумя блёстящими листьями. Вскоре любовь стала взрослой, распустилась двумя бархатными цветками – и никогда, ни разу в жизни Гермиона не усомнилась, что её сердце Гарри и Рон делят поровну, уютно и как-то гармонично.
- Извращенка! – как-то в сердцах бросила ей Парвати. – Как ты собираешься жить с двумя парнями? Это же ненормально!
- Я просто их люблю, ну, что ты прицепилась? И вообще, Парвати, это не твоё дело!
- Вы раньше дружили. – не унималась Парвати. – Вы были маленькими, и это было нормально. Да, вы очень важны друг для друга. Но пойми, Герми, они ведь никогда тебя не поделят. Ты только сделаешь им больно.
Эти слова заставили Гермиону задуматься. Впервые она допустила мысль о возможности выбора. И эта мысль тут же вгрызлась в Гермиону червём, не давая расслабиться и вернуться к прежней жизни. Реальность становилось всё более сложной. А оставаться объективной и хладнокровной не было никаких сил.
Сами же Рон и Гарри вели себя как и прежде. Они так же обнимали её, когда радовались, так же искали поддержки в трудные минуты, так же рассказывали что-то новенькое и интересное – всё было так же.
Гермионе казалось, что они ничего не замечают. Она даже радовалась этому. Пусть всё будет по-старому. Через несколько лет она выйдет замуж за кого-нибудь совершенно ей безразличного, они тоже женятся на хороших добрых девушках, они разъедутся, охладеют, со временем сотрут друг друга из памяти. Она убеждала себя в этом каждый день.
Но однажды сорвалась.
В тот вечер, сидя в библиотеке над каким-то заданием по гербологии, Гермиона почувствовала странную, незнакомую ей ранее усталость. Нет, она не устала от учёбы – это никогда ей не надоедало. Она устала от жизни. Вот так просто. Ни с того ни с сего.
Зевнув, она поднялась со своего места, немного размяла плечи, собрала свитки в рюкзак и вышла в коридор. Он был длинным и очень тёмным, самым тёмным из всех коридоров в Хогвартсе. Откуда-то издалека раздался весёлый голос Рона, он что-то настойчиво доказывал Гарри. Они направлялись в библиотеку. Прижавшись спиной к холодной стене, Гермиона замерла. Двое парней всё приближались и приближались к ней, а она, незамеченная ими, в этот момент напряжённо решала: «Ну, кто же? Кто?!»
Их силуэты отчётливо различались на фоне тусклого света: высокий сгорбленный Рон и жилистый худощавый Гарри. Наконец они подошли совсем близко.
«Была не была!» - подумала Гермиона. – «Надеюсь, я сделала правильный выбор…»
Привыкшими к темноте глазами она заметила, как Гарри потянулся к дверной ручке. Рон стоял немного позади.
- Рон? – шёпотом позвала она.
Он быстро обернулся, и в это мгновение Гермиона сделала к нему шаг, крепко сжала руками его лицо и поцеловала.
Неестественно яркий свет библиотеки залил тёмный коридор. В дверях стоял Гарри. Он неотрывно смотрел на них.
- Ребят, что вы делаете? – каким-то дрожащим голосом спросил он, пытаясь улыбнуться.
И вдруг Гермиона почувствовала, как Рон очень осторожно обнял её за талию и стал отвечать на поцелуй. Слова Гарри будто не долетели до него.
- Рон? Гермиона?! Эй!
Гермиона ласково дотронулась до шеи Рона, провела ладонью по жёстким волосам, запустила в них пальцы.
Хлопнула дверь.
Коридор снова погрузился в непроглядную темноту. Из библиотеки донёсся звук с силой отодвинутого стула. И снова всё стихло.
- Что мы делаем? – Рон наконец отстранился, и Гермиона теперь чувствовала его дыхание на своей щеке.
- Гарри, кажется, обиделся… - как-то невпопад сказала Гермиона и убрала руку с ронового плеча.
- Мы…целовались? – Рон нервно сглотнул, но продолжал крепко сжимать её талию. – Наконец-то…
- Что «наконец-то»? – Гермиона попыталась заглянуть ему в глаза, но увидела лишь нечёткое очертание лица.
- Я ждал этого. И я очень боялся.
- Чего же ты боялся? – Гермиона улыбнулась и почувствовала, как Рон улыбается тоже.
- Ты же сама знаешь. Я боялся, что ты выберешь не меня. Меня никто никогда не выбирал.
Они надолго замолчали. Наконец Гермиона высвободилась из объятий и подняла рюкзак.
- Я найду Гарри. Поговорю с ним. А ты пока подожди меня в гиффиндорской гостиной.
- Герм!
-Что?
- Я давно хотел сказать тебе, что я тебя…
- Потом, потом, Рон… У нас теперь много времени.
С этими словами Гермиона уверенно распахнула двери и шагнула в библиотеку.
Гари сидел за самым дальним столом в углу зала, невидящим взором уставившись на свои ладони.
Кроме них двоих в библиотеке больше никого не было. За окном накрапывал мелкий неприятный дождь.
У Гермионы неприятно засосало под ложечкой. Таким ей не доводилось видеть его ещё ни разу.
- Гарри?
Он не пошевелился.
- Гарри, что с тобой?
- Что-то ты задержалась там, в коридоре. – Гарри внезапно повернул к ней лицо и зло ухмыльнулся. – Не могла оторваться? А я-то думал, что сразу побежишь меня догонять, утешать…
Гермиона шокировано молчала.
- Что молчишь? Зачем тогда пришла?
- Гарри, я…
- Что «я»? – Гарри с грохотом отодвинул стул и поднялся. – Ну, что «я»?! Что ты смотришь на меня? Где объяснения, реки слёз?
Он с силой ударил кулаком по столешнице так, что Гермиона вздрогнула.
- Зачем ты тогда пришла?!!!
Постепенно к Гермионе возвращалось самообладание.
- Это библиотека, Гарри. Или ты забыл? Я пришла сюда учиться.
С этими словами Гермиона села за стол и достала пергамент. Теперь ошеломлённо молчал Гарри.
- Что ты делаешь? – его губы дрожали.
- Повторяю гербологию. Завтра семинар. – Гермиона и сама не знала, откуда в ней столько хладнокровия. Медленно и вдумчиво она перечитывала аккуратно выведенные строки.
- Ты сумасшедшая…
Гарри глухо застонал, подошёл к окну и прижался лбом к холодному стеклу. Гермиона осторожно посмотрела в его сторону.
- Ты сумасшедшая, Гермиона, ты об этом знаешь? – тихо прошептал он.
- Почему же?
- Потому что только сумасшедшие могут допускать такие страшные, неповторимые ошибки. Ты сделала неправильный выбор.
Гермиона вздрогнула от этих слов и быстро опустила глаза на пергамент. Гарри неподвижно застыл у окна.
- Ты только что, своими руками искалечила мою жизнь. Ты только что втоптала в грязь самое чистое и прекрасное, что когда-либо было во мне. И если всё же существуют души, то мою ты только что беспощадно растерзала…
Гермиона почувствовала, как её глаза наполняются слезами. Притворяться она уже не могла.
- Не говори так, Гарри! Не смей! – выкрикнула она. – Это жестоко! Нормальные люди в таких ситуация обычно прячут свои чувства и говорят что-то типа « со мной всё в порядке», «да ладно, забудь». Надо прятать свою боль, Гарри, даже если по-настоящему больно! Так принято. Нужно помогать друг другу справляться с трудными ситуациями! А не обвинять всех и вся!
- А я не такой! – закричал Гарри. – Я не нормальный! Мне на всех плевать, и я говорю то, что хочу и считаю нужным! И если ты ждёшь, что я сейчас пожму тебе руку и пожелаю вам с Роном счастья в личной жизни, то глубоко ошибаешься! Я НЕ СОБИРАЮСЬ ЭТОГО ДЕЛАТЬ!!!
Оба испуганные этим криком, они снова замолчали.
- Прости меня… - тихо всхлипнула Гермиона. – Нет, правда, прости…
- Как раньше уже никогда не будет. – спокойно ответил Гарри.
- А мне и не нужно как раньше…
Гермиона поднялась со стула и на ватных ногах приблизилась к Гарри.
- Поцелуй меня. – попросил он. Гермиона послушно подняла лицо. Но Гарри её не поцеловал.
- Я люблю тебя. – прошептал Гарри.
- И я люблю тебя… Я люблю тебя… Я так тебя люблю! – против своей воли Гермиона заливалась слезами.
- А что же Рон?
- А Рон никогда бы так не кричал на меня. – улыбнулась Гермиона. – И никогда бы не сказал мне такого. Он бы делал всё правильно. Как нормальный человек. Но ты… Ты не нормальный. И я больше не хочу быть нормальной. Пусть весь мир перевернётся, мне уже не страшно.
- Почему?
- Потому что я наконец тебя поняла.
Через несколько минут, сидя на полу в библиотеке, Гарри неожиданно спросил:
- Когда мы окончим Хогвартс, и если я не окочурюсь от волдемортовских выходок, ты выйдешь за меня замуж?
Гермиона засмеялась.
- Я не ожидала этого вопроса так быстро. Но пока я, зная твой взрывной характер, в целях самосохранения скажу «нет».
- Прелестно. Но ты же передумаешь?
Гермиона вздохнула.
- Конечно, передумаю. И всё будет хорошо, пока смерть не разлучит нас.
- Намекаешь на меня и Волдеморта? Жестоко с твоей стороны.
- Ни на что я не намекаю. Забудь об этом. Я просто так это сказала… Ты не умрёшь, Гарри. – Гермиона осторожно провела пальцами по его щеке, аккуратно сняла очки. – Нет, ты не умрёшь…
Он поднял на неё глаза.
- Почему?
- Потому что я тебе не позволю…
Она улыбнулась и прижалась лбом к его плечу . Он сидел очень тихо, стараясь не шевельнуться. Пальцами он осторожно перебирал её волосы, гладил по голове.
- Давай будем вместе вечно? – тихо спросил Гарри, рассматривая ползущие по стеклу дождевые капли. – Мне так хорошо…
- Вечно?... - Гермиона улыбнулась ему в плечо. – Это слишком серьезно…
Некоторое время они молчали.
- Я клянусь, что буду с тобой вечно. – поглубже зарывшись лицом в его мантию, прошептала Гермиона. Она почувствовала, как Гарри на секунду напрягся, замер, но потом его сердце снова размеренно застучало под её щекой.
Сгущались сумерки. Одна за другой начали медленно гаснуть лампы. Гермионе показалось, что время вокруг неё остановилось навсегда. По-детски обхватив Гарри руками, она закрыла глаза и уснула.
-
-
01.07.2006 в 23:11- Эй, мне нужно заглянуть кое-куда… - Гермиона неуверенно посмотрела на Рона. – Ты не против?
- Надеюсь, тебе не нужно в уборную? Потому что, если ты не заметила, мы с тобой уже давно и совершенно безвозвратно мертвы. – Рон пытался говорить сухо и строго, но что-то всё время отвлекало его. Он никогда не думал, что после смерти настоящего Рональда Уизли в нём, самом обыкновенном портрете, появится способность чувствовать. Этого не было, когда он тихонько весел в комнате своей дочери, вечно молодой и вечно улыбающийся. Но после кончины своего прототипа он изменился. Он был никем, и вдруг почувствовал себя личностью. Он и раньше мог говорить, но он всегда говорил только то, что нравилось людям. А теперь он говорил то, что думает. Даже больше – то, что чувствует. И, к сожалению, теперь Рон не был уверен, что ему это нравится.
- Нет, мне нужно побеседовать с одним человеком. – уклончиво ответила Гермиона, поправляя подол мантии. – Мне это очень, очень нужно…
- Зачем? – внезапно Рон ощутил странную злость. – Хотя, знаешь что, мне это не интересует. Иди куда хочешь. Я жду тебя в спальне Роберта.
Гермиона кивнула и скрылась в стене. Рону показалось, что он чувствует едва уловимый аромат её духов. Как когда-то, очень давно, в совершенно не принадлежащей ему жизни. Хотя какие могут быть духи у портретов?
Несколько минут он стоял неподвижно, невидящим взглядом шаря по окрестностям, изображённым на картине, в которой он оказался. И вдруг… Он не мог объяснить этот импульс, но под влиянием какого-то особо острого чувства он сорвался с места и побежал. Он нёсся через стены и пролёты, его вёл этот её несуществующий запах, лёгкий, сладкий, знакомый, будоражащий. Рон был ужасно зол, но совершенно не понимал, почему. Остановился он, только когда услышал её голос. Гермиона что-то шептала. Прижавшись к холодной кирпичной кладке, Рон прислушался. Мужской голос что-то с жаром возразил Гермионе, и она снова зашептала, ещё тише, ещё нежней. Рон бросился вперёд.
Первое, что он увидел: она прижималась к грани холста и реального мира, закрыв глаза и откинув голову назад. А ОН… ОН стоял за гранью её мира, и что-то говорил, и тоже прижимал руку к холсту там, где была её рука. Но этого не может быть…
- Что, чёрт возьми, здесь происходит? – Рон вошёл в холст и с раздражением ткнул пальцем в своего бывшего лучшего друга. – Как это понимать? Кто воскресил его?
Гермиона оглянулась и отпрянула вглубь картины.
- Что ты здесь делаешь? Ты же должен был ждать меня в спальне Боба! – она с раздражением отбросила выбившиеся на лицо пряди и скрестила руки на груди. – Что ты себе позволяешь? О чём ты говоришь?
- Я говорю о Поттере! – Рон подошёл к ней вплотную и схватил за плечи. – Как ты это сделала? Признавайся!!! Как???!
Она попыталась вывернуться, но Рон с силой вдавил пальцы ей в кожу и хорошенько встряхнул.
- НУ! Говори!
Лицо Гермионы менялось на глазах. Из растерянного и смущённого оно превратилось в мраморную белую маску. В её глазах читалось отвращение.
- Отпусти меня. Этот юноша – Гарри Браун, внук Гарри. Ты абсолютнейший маразматик, Рональд Уизли. Ты – ничтожество.
Рон опустил руки и растерянно оглянулся на парня. Он был очень, очень похож на Гарри, но это был не ТОТ Гарри.
- Что вы здесь делали? – Рон чувствовал себя потерянным и разбитым. – Что между вами происх…
Но он не успел договорить. Внезапно лицо парня исказила гримаса ярости, он схватил с комода ножницы и с силой вонзил их в картину, как раз в то место, где стоял Рон.
- Эй, ты, придурок, что делаешь?...
Рон видел, как острие медленно пронзает хрупкую ткань и входит внутрь, неотвратимо приближаясь к его голове. Только в самый последний миг он пришёл в себя и пригнулся.
Рон отскочил к стене, и вдруг увидел, что дыра в холсте начинает увеличиваться и втягивать воздух. Рон почувствовал, как его неотвратимо тянет в эту ловушку, и изо всех сил вцепился в раму. И только тогда понял, что воронка затягивает не только его. Сопротивляясь из последних сил, Гермиона находилась практически у самого разреза. Парень в комнате что-то кричал и пытался свести вместе искромсанные края, но Гермиона уже медленно испарялась. Она блекла и стала почти прозрачной. Рон бросился к ней, потянулся к её исчезающей руке, но…
Нет!!!!...
Воронка исчезла так же внезапно, как и появилась. Дыра теперь была просто дырой. Безопасной и безобразной.
- Боже, нет! – Рон схватился за голову и почти что завыл от ужаса. – Не надо! Гермиона!!! Гермиона!!! ГЕРМИОНА! Что же ты наделал?
Бешено колотилось сердце. В его сознании как будто натянулась и с глухим лязгом лопнула струна. Острая, почти физическая боль сковывала движения, мешала думать. Рон пытался вспомнить что-то очень старое, связанное ещё с той, недоступной ему реальной жизнью Рональда Уизли, но мысли ускользали от него, так и не проявившись. Но там что-то было. Что-то страшное… Вспоминай!!
И вдруг…
Рон оглянулся. На кровати, покрытая слоем облупившейся краски, конвульсивно шарила вокруг себя руками Гермиона, судорожно вдыхая воздух и захлёбываясь кашлем. Она была голой и какой-то неправдоподобной. Она как будто сгущалась, с каждой секундой всё чётче проступая на фоне покрывала. Ошеломлённый парень стоял рядом с ней, пытаясь укрыть одеялом, но Гермиона отталкивала его и снова хваталась за шею, с хрипением вдыхая и выдыхая, обрывая с себя лоскутья краски и лака.
- Я… - она закашлялась и сползла на пол. – Я что?... Я жива…
Рон уже ничего не видел и не слышал. Всё вокруг заволокло туманом. Кажется, он кричал ей что-то злоё, требовал сейчас же вернуться в портрет и отправиться в спальню к его внуку… Но он абсолютно ничего не понимал. Единственное, что было ему сейчас доступно – неописуемое, безграничное, бесконечное, вечное счастье. Он сделал шаг. Ещё. Ещё. Ещё. Она была так близко. Она была такой настоящей. Её волосы, её голос, кожа… Всего лишь по ту сторону истончившейся реальности… почему он здесь, а она там? Ведь он планировал совсем другое… Рон коснулся подушечками пальцев холодного, как металл, холста и провалился в темноту.
-
-
01.07.2006 в 23:12Он стоял на коленях прямо в ней, в её останках. Он весь был в ней. Пеплом покрылись ладони, лицо, одежда. Пепел попал в рот, и теперь он чувствовал её вкус – горький, блаженный…мёртвый. Рон не мог остановиться. Он даже не рыдал. Он выл, стонал, рычал, загребал ладонями прах и сыпал его себе на голову. Мертва…мертва…мертва…
Потом ему стало казаться, что он слышит её голос. И он стал кричать на неё. Обсыпать последней руганью, на которую только был способен. А когда ему казалось, что он слышит её плач, он утешал её. А когда в его мозг врывались её крики боли, он бил себя что было сил, расцарапывал кожу, грыз себе руки, бился об стену…
Мертва…мертва…мертва…
- Рон? Что произошло, Рон?!!!
Он поднял голову и встретился с ним глазами. Счастливая улыбка медленно сползала с его лица. Гарри стоял над ним с каким-то мечом в руках… На лезвии блестело что-то красно-зелёное, запёкшееся, отвратительное.
- Это ты убил её!!! – как сумасшедший заорал Рон и рванулся вперёд. Гарри с легкостью увернулся, а Рон потерял равновесие, упал на ступени и так и застыл. Рон слышал, как Гарри делает шаг. Шаг. Ещё шаг. Поднимает что-то с земли, и его меч с тихим лязгом ударяется о каменную кладку. Тишина…
Рон медленно поднялся. Теперь он знал, что в нём не осталась ничего. Ни намёка на жизнь. Ни намёка на способность думать или чувствовать. Абсолютная пустота… Навсегда.
Гарри стоял над разворошённой горкой пепла и держал в руке прядь вьющихся каштановых волос с кусочком окровавленной кожи. Он молчал. Он не плакал, не стенал. Он просто стоял и молчал.
Размазывая по лицу ладонями грязные слёзы, Рон подбежал к нему и изо всех сил толкнул.
Гарри покачнулся и осел на землю. Он всё так же смотрел в пустоту и не произносил ни слова. Рон знал, что он был далеко. Он был там, с ней, где молчат все, где все смотрят в пустоту и все умирают. Он был ближе к ней, чем Рон когда-либо. Он всегда был ближе к ней во всём.
Рон со злобой пнул Гарри носком ботинка в грудь и подобрал флягу.
- Я ненавижу тебя. Ты -- мерзкая тварь. Слышишь?!
Гарри не отвечал.
Развернувшись, Рон опрометью бросился прочь. Кто-то останавливал его. Кто-то что-то настойчиво спрашивал. Кто-то тряс его за плечи, бил по щекам. Он вырывался и бежал, вжимая в себя маленькую вселенную, мёртвую надежду, помятую дорожную флягу.
Рон пришёл в себя на больничной койке, привязанный ремнями к алюминиевым перилам. Сквозь голубые шторы в комнату лился ослепительный солнечный свет. Воздух был пропитан запахом трав и зелий.
- Где я? Где я, чёрт всех вас подери?!!! – заорал Рон во всю глотку, пытаясь выкрутит руки из ремней.
Над ним с озабоченным видом склонилась медсестра.
- Ты в клинике святого Мунго. Как ты себя чувствуешь? Хочешь пить?
- Где фляга? – Рон мотнул головой, выбив стакан с водой из рук медсестры.
- Я позову врача.
- Зови его быстрее, дьявол тебя за ногу! Шевелись!!!
Слава богам, врач вошёл в палату с флягой в руках. Его флягой.
- Вы не трогали её? – Рон нервно мотнул головой и облизал потрескавшиеся губы. – Открывали её?
-Там… - врач замешкался и неуверенно оглянулся на медсестру. – Там ведь прах этой девочки, да?...
- Вы трогали его? – взорвался Рон.
- Нет, ну что ты… Всё в целости так, как…
Рон уже не слушал. Он с облегчением откинулся на подушки и закрыл глаза. Сквозь сон он слышал голоса родственников и учителей, но вслушиваться в слова не пытался. Он спал, и ему снились пушистые кисточки, стеклянные баночки с красками и свёрнутые трубочками пожелтевшие холсты. Он смешивал порошки, добавлял масло, смачивал тряпкой растворитель, а на его палитре сидела она, крошечная, как фея. Гермиона…Гермиона… Он улыбался и плавно накладывал краски. Она улыбалась, и он медленно опускал кисточку в её пепел…
*
Рон сосредоточенно смешивал краску, пытаясь добиться нужного оттенка. Щепотка пепла. Рон скрупулезно делал то, что считал необходимым. Когда его выписали из клиники, он заперся в своей комнате и рисовал дни напролёт. Всё вокруг было завешано её фотографиями. Он пытался не упустить ни одной мелочи, ни одной детали. Тихо, почти одними губами он шептал заклинания.
Со мной… Вечно… Вечно… Со мной…
Толстый фолиант, пропитанный чёрной магией, лежал на его коленях.
«Что ты делаешь, Рон?» - снова и снова спрашивал он себя. – «Хватит, достаточно, остановись!» Но остановиться было уже невозможно. И днем и ночью с ним был его кошмар: каштановая прядь с кусочком окровавленной кожи в руке Гарри. Волосы осторожно пропущены сквозь его тонкие пальцы. Смазанный след крови на его ладони. Он молчит. Он молчит. Он всё время молчит.
Вскоре после того, как портрет был окончен, Гарри покончил с собой.
Рон повесил изображение Гермионы в самый дальний угол в своей спальне и больше никогда на него смотрел. Он брал портрет с собой всюду, но Гермионы на нём уже не было. Уже в старости, почти на пороге смерти, он хотел сжечь Её. Но вместо этого поднёс свечу к своей сигаре. Это была самая лучшая сигара в его жизни…
Гермиона шла по кладбищу, закутавшись в тёплое шерстяное пальто. На белой от снега дорожке оставались её следы. Маленькие чёрные пятнышки сырой земли. Ей совершенно негде было спрятаться. Она была совсем одна.
Опустившись на скамейку, она аккуратно развернула холст, в котором провела столько бесконечных лет, и устало вздохнула. Там всё было тихим и застывшим. Здесь же был ад.
- Гермиона?
Гермиона подняла голову и встретилась глазами с Гарри. Бледный, растрёпанный, угрюмый, он стоял перед ней, засунув руки в карманы, и молчал.
- Как ты думаешь? Это ещё один шанс или просто злая ирония этой отвратительной жизни? – тихо спросила она и пододвинулась, освобождая ему место.
- Я говорил с Робертом. – Гарри низко опустил голову. – Он сказал, что любит тебя. Что полюбил за те месяцы, что вы пробыли вместе. Сказал, что ненавидит меня. Но мне лично всё равно. Мы с ним познакомились только недавно.
Он достал сигарету и прикурил от зажигалки. Палочкой он пользовался крайне редко. Сейчас он даже не взял её с собой.
- А ты любишь меня? – Гермиона почувствовала, что краснеет. Самое неприятное заключалось в том, что она даже не чувствовала себя старой. Иногда ей казалось, что тогда пожиратели смерти её не убили, и она сейчас разговаривает с прежним Гарри. Но это было не так.
- Не знаю. – Гарри пожал плечами и выпустил в морозный воздух облачко дыма.
- А я тебя люблю. – Гермиона не поднимала глаз, но чувствовала, что Гарри смотрит сейчас на неё. Но это был не тот Гарри.
- Мне кажется, у нас нет будущего… - наконец ответил он.
- Ты хотел сказать – у меня нет будущего. – Гермиона горько усмехнулась. – А ведь я даже не жила. Всего лишь семнадцать лет.
- Просто тогда, когда мы целыми вечерами разговаривали в трофейном зале… - Гарри сосредоточенно изучал свои ладони. – Ты была мне очень дорога. Но я дорожил тобой, как другом, как собеседницей. Извини… Но я тебя не любил.
Несколько минут они сидели в тишине. Гарри бросил окурок в снег и раздавил его ботинком. Потом достал из сумки свёрток.
- Я принёс то, что ты просила. – он протянул свёрток Гермионе и поднялся с места. – Что ты собираешься с ним делать?
- Сейчас увидишь…
Гермиона осторожно развернула ткань и достала небольшой портрет. На нём был изображён Рон, совсем ещё молодой, но уже не такой юный, каким знала его она. Рон сидел неподвижно и радостно улыбался. Теперь он даже не был волшебным портретом. Теперь он был простой бездарной картинкой, навсегда застывшей и мёртвой.
Гермиона поднесла портрет к лицу и нежно поцеловала. Потом с усилием отодрала раму и достала из кармана палочку.
- Я сожгу его. – бесцветным голосом объяснила Гермиона. – От этого уже ничего не изменится, но я сожгу его. Он не отпустил меня тогда, когда я нуждалась в этом больше всего. Странно, но даже после всех этих лет я люблю его. Ведь странно, правда?
Гермиона подняла глаза на Гарри. Он стоял и без особого интереса смотрел на портрет в её руках. Это был совсем не ТОТ Гарри.
Гермиона подожгла край холста и бросила его в железную урну у скамейки. Наблюдая за разрастающимся пламенем, она спросила:
- Гарри, скажи мне, а почему ты тогда порвал картину?
На несколько секунд он задумался, но потом ответил:
- Мне кажется, что это был не я. Просто на какой-то момент в меня как будто вселился совершенно другой человек. Он чувствовал и думал совсем по-другому. Он…как бы это сказать...был лучше меня… Он был добрым, смелым и каким-то до неправдоподобия … чистосердечным что ли… Нет, не могу подобрать слова. Но он так сильно любил тебя… И он не мог больше терпеть. Он думал, что тебе больно и плохо. Он хотел побыстрее встретиться с тобой, чтобы вы снова были вместе, как раньше… в общем, я не знаю.
- Ах, вот оно как… - Гермиона кивнула и улыбнулась. – И он был слишком наивным, так?
- Так. – Гарри кивнул и посмотрел на урну. Огонь почти угас.
- Да, Гарри всегда был таким. Он необыкновенный, правда?
- Не знаю…
- Ладно… - Гермиона натянула перчатки и поднялась со скамьи. – Мне пора.
Она подошла к Гарри, встала на цыпочки и поцеловала его в щёку. Он удивлённо посмотрел на неё.
- Ну, прощай, Гарри Браун. Иди своей дорогой и никогда не оглядывайся. – весело сказала Гермиона.
- Прощай.
Она отошла к деревьям и уже приготовилась дисаппарировать, когда Гарри крикнул:
- Я никогда тебя не забуду, Гермиона! Слышишь, никогда!!!
- Спасибо! – Гермиона махнула ему рукой и улыбнулась. Сейчас она выглядела как никогда красивой. Она улыбалась, и весь мир улыбался вместе с ней. Гарри вздрогнул от этих мыслей и что есть силы бросился вперёд, догнать её, сказать что-то ещё… Но уже через секунду Гарри стоял на поляне совсем один. И это был ТОТ САМЫЙ Гарри…
-
-
01.07.2006 в 23:13Раздался хлопок, и в комнате запахло морозом и сырой землёй. Роберт медленно повернулся на бок . Перед ним стояла Гермиона.
- О, Боже!
Он вскочил с кровати и наспех вытер глаза рукавом.
- Как здорово, что ты пришла! Я правда не понимаю, как тебе удалось, ну… выбраться из портрета… Но это потрясающе!!! Я думал, что уже никогда не увижу тебя. В последние недели ты почти не появлялась… Я думал…
Гермиона подошла и прижала палец к его губам. Роберт послушно замолчал, не сводя с неё глаз и глупо улыбаясь.
- Тише. Это всё всего лишь наваждение, обман, действие старого проклятия, которое заставляет события через определённое время замыкаться на тот же бесконечный круг. Я где-то об этом читала. И, кажется, я знаю, как это можно исправить. Нужна всего лишь одна маленькая смерть…
Она села на кровать и огляделась.
- А у тебя тут мило. Когда смотришь с другой стороны, всё выглядит немного иначе. Ну да это не важно.
Роберт опустился рядом с ней и попытался обнять.
- Не надо. – Гермиона отстранила его. – Зачем?
- Просто… Ну, мне кажется, что я люблю тебя. Я понимаю, что выгляжу сейчас глупо, и это полное ребячество влюбляться в портрет, ой, извини, но…
Она смотрела на него насмешливо и немного прищурившись. Роберт начал нервничать.
- Я хочу, чтобы ты серьезно отнеслась к моим словам. Это важно. Я ведь чувствую это. Как ты можешь быть такой непробиваемой? Это точно ты?
Она склонила голову набок и стала с любопытством изучать его. В конце концов, сморщив носик, она сказала:
- Нет, Бобби, я не люблю тебя. И мы никогда не будем вместе. Ты для меня не существуешь. Ноль без палочки. Полное зеро! Думаешь, мне было интересно разговаривать с тобой? Да я притворялась! Ты бездарь! По сравнению со мной, ты вообще даун. Не понимаешь элементарных вещей, а только нюни распускаешь! Тряпка! Щенок! К тому же, тебе никогда не стать таким, как Гарри Поттер. И ты сам прекрасно это понимаешь…
На секунду Роберт замер, не в силах поверить в услышанное, выдавить из себя хотя бы слово. А она тряхнула волосами, поправила шарф и поднялась с кровати.
- Ну, я пошла? – беззаботным тоном осведомилась она и направилась к двери. – Отношения мы выяснили. Чао!
Глаза заволокло туманом, но он не мог двигаться, не мог застонать, не мог даже вздохнуть.
- И не пытайся меня искать. Я для тебя не существую.
Одеревеневшей рукой он потянулся к тумбочке, ещё не понимая, что ищет, и наткнулся на что-то холодное. Револьвер? Откуда здесь этот допотопный револьвер? Но она уже взялась за дверную ручку.
- Стой! Ты никуда не уйдёшь! Я убью тебя!!! Стерва!
Медленно, слишком медленно она обернулась. На её губах играла насмешливая улыбка.
- Ты всё перевернула в моей жизни! Да я не живу сейчас! Я существую! Не могу нормально спать, есть… Я возненавидел всех… А ты… Ты мерещишься мне везде! Мне кажется, что я схожу с ума!!! Я как одержимый бегаю по комнате, жду её, а она… Ты никуда не уйдёшь!!!
- А ты останови меня! – со смехом крикнула Гермиона и распахнула дверь.
Роберт выстрелил.
Звук был оглушительным. Но она даже не вскрикнула.
И выстрелил снова.
И снова.
Гермиона дёрнулась, оглянулась на него и стала медленно оседать на пол. Всё было как-то нереально. Она даже не кричала.
- Стреляй ещё. – прохрипела она. Из её рта брызнуло красным, и слова сменились булькающими звуками. Из дырочек в её пальто тонкими струйками полилась кровь. Но она выглядела спокойной и сосредоточенной.
И Роберт выстрелил. Он целился в голову, в её глаза, в которые он смотрел, не отрываясь, целыми ночами, и в её мерзкий рот, который что-то когда-то рассказывал ему и так нежно, так нежно улыбался… И он выстрелил снова и снова! А потом ещё несколько раз взводил спусковой крючок, и слушал, как музыку, глухие холостые щелчки. Клац…Клац…Клац…
«За что я делаю это с ней? За что? Ведь я даже не знаю её!»
Но ОН знает… -- шептал чей-то голос в его мыслях. – Он знал её, как никто другой. И он страдал. Да, за него некому было отомстить. Он не осмелился… Он тоже плакал… Долго-долго… До самой смерти…
Гермиона не двигалась. Роберт смотрел, как тепло уходило из неё, и она застывала, пустое тело с месивом вместо головы. Кровь была повсюду. Она залила весь пол и теперь подбиралась к ботинкам Роберта. И он отступал от этой лужи, отступал, а сам не мог прекратить смотреть на маленькие серо-белые комочки в крови, прилипшие к обоям и мебели. Они медленно сползали, оставляя за собой розовые дорожки. Они падали на пол. Они застывали.
Револьвер выскользнул из его окоченевших от холода пальцев и тут же увяз в луже крови. Роберт забрался на кровать и стал нервно дышать на свои ладони. Почему же ему так холодно? Почему же? Как всё произошло? Это не он! Он не помнит! Он даже её не знает!!!
Он зажмурился так сильно, как мог, а потом услышал хлопок. Кто-то появился в комнате.
- Роберт? Боб? С тобой всё в порядке? – Роберт открыл глаза и увидел Гарри, склонившегося над ним. – Что здесь произошло?
Какое-то странное ощущение дежа-вю.
Но он же, наверное, стоит в её крови!!! Боже, Гарри же своими ботинками просто увяз в этот жиже!
Роберт с ужасом выглянул из-за плеча Гарри и… ничего не увидел. Всё вокруг было идеально чистым. Ни осколков черепа, ни чёрной, начинающей сворачиваться крови, ни ошмётков мозгов… Ничего.
Только на полу у двери как-то неловко приютилась смятая одежда. Гарри пересёк комнату и отбросил скомканное пальто. Горстка дымящегося пепла и тлеющий пустой холст – вот и всё, что осталось. Роберт опустил глаза и увидел на полу револьвер. Всё это стало напоминать ему страшный неправдоподобный кошмар.
- Ты в порядке? – Гарри повернулся к нему, теребя в руках обрывок дымящегося холста. – Кажется, я появился слишком поздно. Всё уже закончилось…
Он заметил револьвер и поднял его, с недоумением разглядывая. На револьвере почему-то была запёкшаяся кровь…
- Я не помню… - прошептал Роберт. – Я ни черта не помню… Что здесь произошло?
И вдруг он застыл. Невидящим взглядом он следил, как Гарри медленно, будто загипнотизированный, наклоняется и подбирает что-то с паркета. Стук обронённого на пол револьвера… Каштановая вьющаяся прядь с окровавленным кусочком кожи. Блестящий локон, зажатый в его пальцах. След крови на внешней стороне ладони…
Воздух в комнате задрожал и помутнел. Как сквозь туман Роберт увидел две склонившиеся к друг другу сидящие фигуры.
- Вечно. – прошептал первый голос.
- Вечно. – эхом ответил второй.
Роберт дёрнулся, оглянулся, и увидел в углу комнаты Рональда Уизли, совсем ещё молодого, со странным выражением лица и совершенно сумасшедшими глазами. Он аккуратно накладывал кисточкой краску на холст. Роберт присмотрелся и задрожал всем телом. В руках его деда была палитра, а ней, свернувшимися чёрными сгустками, была размазана кровавая каша. Рон поднял лицо, посмотрел в глаза Роберту и одними губами прошептал:
- Навсегда со мной… Навсегда… с тобой.
Его образ стал медленно смазываться и таять. Исчезая, Рональд Уизли плакал, как ребёнок.
- Нет, я не Рон, я не Рон, я не Рон… - зашептал Роберт, обхватив себя руками и стараясь не шевелиться. – Я не Рон…Я не Рон… Я не Рон… Я – Роберт. Его внук. Но я не Рон…
Но в него уже вползали чужие мысли и воспоминания. И внутри Роберт корчился, кричал, стонал, повторял и повторял, как заведённый, одно и то же имя, даже не понимая, что оно означает.
Мертва…Мертва…Мертва…
Роберт застыл, как фарфоровая статуэтка, скованный холодом и страхом.
Гарри даже не оглянулся на него. Он просто смотрел прямо перед собой и молчал. За несколько секунд с ним произошла какая-то страшная перемена. Он уже не был собой. Его как будто не существовало… Он ничего не видел, ничего не слышал. Он был далеко. Даже не в этом времени. А там – он снова и снова умирал в душе.
- Смешно, правда, Роберт? – Роберт повернул голову и увидел Гермиону. Она стояла, опершись о стол, но совершенно не была похожа на себя. – Я как птица феникс. Только феникс возрождается из пепла, а я в нём умираю. Всегда. Каждый раз одно и то же. Вечно…
Она рассмеялась, запрокинув голову назад.
- Ты ведь тоже хочешь этого? – Гермиона протянула к нему полупрозрачную руку и хищно улыбнулась. – Да, ты хочешь… Я ведь люблю тебя, Рональд Уизли. И я выбираю тебя. Верни меня. Верни время. Пожалуйста. Я хочу снова быть с тобой рядом…
- Это не ты. – Роберт вжался в стену, с ужасом глядя на Гермиону. – Ты – не она. Мне всё это просто кажется. Я – это не он!
- Какая тебе разница!!! – как сумасшедшая закричала Гермиона. Она упала на колени и стала истерично хохотать, пока смех не перешёл в стоны и крики боли. Роберт видел, как из воздуха то и дело сгущаются какие-то тени, выкрикивая проклятия и направляя на неё волшебные палочки, и Гермиона билась в конвульсиях, рыдала, визжала, царапала ногтями пол. А потом медленно растеклась по паркету вязкой, тёмно-бардовой лужей.
- Да будь всё проклято! – закричал Роберт и выхватил палочку. – Я не хочу повторить весь этот кошмар снова! Я не хочу вечно расплачиваться за чьи-то страдания!!! Гарри!
Гарри вздрогнул, как будто очнулся, и поднял на него глаза. Но потом снова исчез, растворился, в том, другом, одна память о котором была сильнее настоящего Гарри Брауна. Ослепительно зелёные и бесконечно пустые глаза…смотрящие в прошлое.
- Прости меня, Гарри…
-
-
01.07.2006 в 23:13- Не делай этого. Он ведь даже не сможет защищаться!
- Тебя здесь нет. Ты не настоящая. И он – не тот Гарри. Он не твой!!!
Зрачки Гермионы расширились от ужаса. Она отвернулась и обхватила Гарри руками, но тот так и не пошевелился.
- Не делай этого! – жалобно зашептала она. – Рон, пожалуйста. Не убивай его. Он ведь твой лучший друг…
Роберт поднял палочку и выкрикнул заклинание. Комната покачнулась. Гарри тяжело привалился к стене и медленно сполз вниз. Уже откуда-то издалека кто-то кричал от горя.
Роберт моргнул, недоумённо посмотрел вниз, на свою собственную руку… он направлял палочку себе в грудь. Поверх его руки лежала старая сморщенная ладонь.
- Мой маленький мальчик… - Рональд Уизли ласково улыбнулся, и на его лице зашевелились тысячи тонких морщинок. – Мы должны положить этому конец. Не надо бояться. Тш-ш-ш-ш-ш…
Роберт закричал, что было сил, пытаясь вывернуться. Он с ужасом смотрел, как уродливое старое лицо приближается и вливается в его кожу, впиваясь в каждую живую клеточку, сковывая рассудок, разрастаясь… Против воли губы Роберта шевельнулись…
- Авада…
С верхней полки книжного шкафа выпала старая потрёпанная книга и с глухим стуком упала на пол, раскрывшись на странице со следами краски и пепла. Книга в последний раз вздохнула, потянулась к мёртвым, уже бесполезным телам, впитала запах беспорядочно мечущихся обречённых призраков и… уснула. А тлеющий огонёк в горстке пепла аккуратно лизнул её страницы и вспыхнул алым, ослепительно прекрасным огнём.
* * *
Всё пылало. Пламя гудело, рычало, трещало, обдавало жаром и слизывало всё до крошки, не оставляя никаких путей к отступлению. А потом начались беспрерывные дожди. И не осталось даже пепла…
-
-
02.07.2006 в 12:40-
-
02.07.2006 в 18:55Жестоко, местами(
-
-
24.06.2009 в 19:13Просто НЕ может быть все таким и изменится так быстро.
Просто это слишком перечит канону..уже созданым Гарри, Рон, Герми...просто слишком бездушным получился Гарри, и его "глупая смерть", да и Герми тоже слишком..кхм..жестокая что ли?
слишком мутно получилось. Но написано классно и за сам сюжет - похвала.